Это «пойду домой», а все вдруг нахмурились и замялись

[Джек-с-Фонарём]

В последнее время моя жизнь напоминает анекдот про Бога и лотерейный билет. В какой-то момент ты понимаешь, что тебе надоело «хотеть», и ты хочешь «делать». И тогда вместо желания поехать в Европу у тебя появляется блокнот и учебник английского, вместо желания найти нужных людей ты начинаешь вспоминать, каково это — никого не судить и ничего ни от кого не ждать, вместо желания гармонии ты перестаешь ругать себя за каждый проступок и изводить за каждый недостаток. И в один прекрасный день ты вдруг обнаруживаешь себя в самолёте, летящем в Черногорию, где паутины рек, миядзаковские мосты, южные темноволосые жители с их гортанным языком и восхитительно пахнущие цветущие деревья. Или в автобусе Краснодар-Москва с кучей баскетбольных фанатов, где вы играете в покер на щелбаны и в мафию на пледе, расстеленном на твоих ногах, который одолжил кто-то, потому что температуру в -15 ты чувствовал всего пару раз в жизни. И, что самое важное, тебе больше вообще не хочется ни в чем копаться — без твоего непосредственного вмешательства, осуждения, наслаивания иллюзий всё вдруг становится на свои места. Люди в большинстве своём больше не нуждаются в спасении, наставлении, совете; заядлые нытики вдруг сами выбираются из своих ям и начинают жить так, что у тебя дыхание перехватывает от восхищения и зависти; новые знакомые оказываются не такими, какими ты хотел бы их видеть, зато настоящими, дышащими, красивыми, смешными, удивляющими тебя; проблем вокруг оказывается гораздо меньше, чем ты пытался всем рассказать.

Недавно пролистывал свой дневник и удивился, как много я писал стихов. Мне хотелось говорить буквально обо всем, открывать всё заново, переписывать истории и переделывать понятия. Сейчас пришло время учиться и слушать — про то, как много тебе готовы дать люди, когда ты от них ничего не требуешь; про то, что в двадцать нельзя запрещать себе что-то только потому, что когда-то тебе будет сорок; про то, что ты не обязан брать на себя боль всего мира, но должен относиться к любой боли с уважением. Мне совсем не хочется писать стихов — ни светлых, ни грустных, никаких. Нечему назревать и вырываться наружу, приключения еще не достигли конечной точки и не превратились в легенды, ноты не перешли в оцифрованную мелодию. Мне не хочется писать фальшивок, рифмованных историй «в стиле Джека» или Бог весть чего еще — мне хочется, чтобы меня подкинуло, завертело и кинуло к клавиатуре, и чтобы я сам охренел от того, что выйдет в итоге.

Я пытаюсь разматывать свою жизнь нитка за ниткой — бережно развязывать узелки и выпускать на волю все старые обиды, всех забытых близких, все несбывшиеся мечты. Слушать, как устроены механизмы, как запускаются процессы, где подпаять и подкрутить, чтобы легче дышалось. И когда получается отпустить очередную иллюзию, залатать очередную прореху, улыбнуться давно ушедшему человеку и попрощаться с ним — все твои боль, отчаяние и ужас превращаются в черной-белый фотоальбом, который можно закрыть, глубоко вздохнуть и выйти на улицу, где солнце, букеты мимозы, невероятный запах из соседней булочной и сонное гудение первого утреннего троллейбуса.

Comments

[Гость]

1

[Гость]

1

[Гость]

1

[Гость]

1

[Гость]

Гость,

[Гость]

Гость,

[Гость]

1

[Гость]

1

[Гость]

1

[Гость]

1

[Гость]

1

[Гость]

1

[Гость]

1

[Гость]

1

[Гость]

1

[Гость]

1

[Гость]

1

[Гость]

1

[Гость]

1

[Гость]

Гость,