Я никогда не забуду простые слова, сказанные мне в детстве отцом. "Забор, - сказал он мне, - карандаш, пони, кровать".
читать дальшеАквамарин
Посреди свинцового осеннего неба, в дымчатом хороводе ворчливых многоэтажек, жила-была ее Величество Аквамарин. Свой королевский титул она держала в тайне ото всех - даже родители ничего не знали, и наивно называли свою дочку Хельгой, Сарой, а, может быть, Дашей. И как всякая принцесса, Аквамарин была чертовски хороша собой - у нее были непослушные волосы цвета новорожденной пшеницы (волосы имели крутой нрав, и частенько ругали свою хозяйку за неубранную комнату), теплые руки и радуга в глазах.
И вот однажды, когда мама и папа, пожелав девочке спокойной ночи, удалились, и дверь в спальню едва слышно закрылась, прямо из тонкого проема окна на упругий ворс ковра стремительно прыгнул Конь-в-Яблоках. Самый настоящий, с гривой из колючих южных звезд, копытами из лесного дыхания и хвостом, позаимствованным у одной престарелой кометы. Он катал Аквамарин по спальне, которая оказывалась и не спальней вовсе, а огромным миром, полным смеющегося бирюзового неба, пыльных лукавых дорог, одуряющего аромата утренних трав и журчания горных ручьев. А платой за такой проезд были загадки - самые разнообразные, которые принцесса и Конь-в-Яблоках загадывали друг другу, перескакивая из мира в мир.
А когда первые рыжие лучи начали танцевать в пыльных хрусталиках окна, принцесса проснулась в своей спальне. И - о чудо! - весь пол был усеян настоящими яблоками. Огромные красные, словно только что сорваные из какого-нибудь близлежащего райского сада; маленькие зеленые - кислые и свежие, такие часто растут прямо на улицах; была даже парочка желтых, светящихся, как янтарь на солнце. Но оказалось, что эти яблоки видит только она - зашедшие в комнату родители даже не обратили на них внимания.
А в следующую Конь-в-Яблоках не пришел. И во все другие ночи - тоже. Принцесса стала плохо спать, радуга в глазах потускнела, руки утратили привычную теплоту. И лишь яблоки в спальне все так же дышали свежестью, напоминая ей о чудесном госте.
И когда она почти уже стала простой Хельгой, Сарой, а может быть, Дашей, ей вспомнилась одна из загадок, которые Конь-в-Яблоках загадывал ей по дороге в серебристую бесконечность. "На сколько человек можно разделить тепло?" - требовательно спросил он. Принцесса гадала, вспоминая всех своих друзей и знакомых, а потом уверенно ответила - "Ни на кого. Тепло не разменивается по пустякам." Помнится, Конь-в-Яблоках еще засмеялся, и сказал ей - "Ты очень близка к отгадке, и одновременно так же далека. У тебя еще будет время ее разгадать".
И тут Принцесса вдруг ясно поняла отгадку. Она собрала все яблоки в мешок - такие больши мешки бывают только в сказках, право, ведь яблок было очень много! - и вышла из своей спальни-дворца. Первым делом она отдала два самых вкусных и больших яблока маме и папе, для которых, в принципе, было неважно, Хельга она, Сара или, может быть, Даша - сейчас она очень точно это понимала. Потом она пошла по улице, и раздавала яблоки всем прохожим. Пожилые джентльмены с радостью принимали угощение, приподнимая шляпу и говоря - "Спасибо, Ваше Величество" и "Премного благодарен, заходите к чаю." Дамы приседали в реверансе и на миг все до единой оказывались молодыми улыбчивыми красавицами, а маленькая собачка, которой достался ломтик желтого яблока, вдруг хитро сверкнула умными глазами и превратилась в лису. Ведь эти яблоки приносили в жизнь каждого человека частичку чуда, а чудеса, как известно, питаются бескорыстием и благородством. Ответ на загадку был прост - тепло действительно не разменивается, но если поделиться им с другим, то его не станет меньше, даже наоборот...
И когда яблоки закончились, по улице шла Королева. Ее руки были теплыми, как летний дождь, радуга в глазах освещала дорогу лучше сонных фонарей, и даже сварливые волосы ненадолго угомонились, чуть-чуть робея перед своей владелицей. Сказочник не знает, приходил ли к ней снова Конь-в-Яблоках, катая по перекресткам несбывшихся вселенных.
Но если вы вдруг окажетесь в этом городе, обязательно загляните на улицу, где в хороводе танцуют серые громады многоэтажек. Может так статься, что вы увидите девушку с волосами цвета новорожденной пшеницы, сидящую на лавочке со странным молчаливым парнем, грызущую яблоко и придумывающую ответ на очередную загадку...
Королевство Холста
В Доме-на-Все-Времена, где хранятся мои миры, очень много дверей. Есть там двери из мореного дуба, окованные серебристыми полосами из неизвестного металла, с ручками, отлитыми в форме голов драконов или химер. От них так и веет полутемными тавернами, звоном клинком, неприступными принцессами в заточенных башнях и драконами, которые пьют чай ровно в пять, но никогда не моют рыцарей перед едой. Есть - полупрозрачные, лукаво шепчущие что-то глубинам вашего подсознания, непредсказуемые, манящие, остывающие рунической вязью на изнанке век. Они обычно ведут в места более интересные, полные аметистовых небес, зыбкого сахарного песка под ногами, странных попутчиков и неожиданных концовок. Есть двери - обычные на первый взгляд, с облупившейся синей краской и надписью "Лаборантская" на покосившейся деревянной табличке. Но опытные Бродяги из нашего Мира, натолкнувшись на такие двери, радуются больше всего, потому что твердо знают - в мире, кокетливо скрывающим свои секреты и кажущимся банальным, порою и происходят самые удивительные чудеса.
Но речь не об этих дверях. Считай это затянувшимся предисловием, бывающим порой больше, чем само повествование. Сейчас я прошу тебя обратить внимание вот на эту дверь - да-да, на эту. От нее исходит медовый запах свежеразведенной гуаши и смолистая свежесть бересты. Выглядит она пестро, как попугай на карнавале - кажется, что какой-то неловкий бедняга, споткнувшись, опрокинул на нее полутысячу ведер самых разнообразных красок. О, а видишь надпись "Окрашено"? И написана она не чем то, а самым обыкновенным пальцем - и эти небрежные разводы на поверхности двери выглядят самым реальным из всего здесь. Не знаю, где теперь автор сей надписи, но уверен, что палец, испачканный краской, он так и не отмыл...
А если ты зайдешь (не толкнув дверь - нет-нет, ни в коем случае! - а именно повернув ручку в виде горделиво вздернутого собачьего носа), то увидишь бездонное низкое небо, в котором будут купаться цвета. Целый калейдоскоп беззаботных красок, сбивающихся в косяки и плывущих по небесной глади. Все они будут с интересом смотреть вниз, на раскинувшийся город, куда посмотришь и ты. Тебе может повезти оказаться в любом месте этого странного мира - например в Асмартале, Ярчайшей и Величайшей столице Королевства Холстов. Здесь, закутанные в изящнейшие натюрморты, бродят напыщенные вельможи с позолоченными кистями и красками из слез акварельных фей. Если им надо присесть, они просто берут, разводят в небе нужную краску, и несколькими небрежными мазками рисуют беседку. Но вот беда - у них получаются роскошные, но часто очень неудобные сооружения, ведь любое, даже самое малое творение - лишь отражение художника. Но они, чтобы не терять достоинства, все равно забираются в них и пьют нарисованный кофе из коричневой масляной краски - не самый лучший, но вполне приличный для дворянского общества. Ничто на лице не выдает их неудобства, и простые жители, коих здесь тоже немало, с завистью косятся на них. Конечно, они тоже могут нарисовать себе все это, но их краски часто хватает только на деревянную лавочку со спинкой и тающий во рту капуччино. Так вот и завидуют, не понимая, что им-то везет гораздо больше.
Сам Асмарталь нарисован так давно, что нынешнее население даже не знает, кем. Здесь мирно дремлют древние замки из темной гуаши, настолько яркой, что нарисовать такие сейчас не представляется возможным, даже если вручить тонну краски и кисти с шерстью янтарных скакунов лучшим мирописцам. Говорят, что где-то здесь обитает, летая по дымной изнанке вселенского холста, Первая Кисть, создавшая, по легендам, этот мир. Если хочешь, можешь стать почетным гостем в этом древнем городе и окунуться в эту красочную атмосферу гуашевых тайн и акварельных секретов.
А можешь - если решишься - пройти по радужным тротуарам этого города, и кто знает - тебе может повезти, и ты найдешь дрожащую от холода одинокую кисть, которая после станет Твоей...
Но если, шагнув через порог, ты обнаружишь под ногами бесконечные россыпи разноцветного песка - знай, ты в Сар-Варааве. Здесь ты не найдешь пышных дворянских нарядов и терпкого привкуса старины и интриг. В этом городе, под сенью тщательно заштрихованных небоскребов живут энергичные и целеустремленные люди. Они тоже рисуют, но не красками и кистью - ведь очень скоро ты поймешь, что песок под твоими ногами - это миллионы сточенных цветных карандашей.
Жизнь бьет здесь ключом, ведь Сар-Вараав - город науки и знаний, и умение рисовать здесь используется не для праздных развлечений. Здесь куются великие изобретения - машины на грифельной тяге, циркули-порталы, ворчливые окна, отражающие помыслы собеседника - и многое, многое другое. Смотри, видишь того немолодого мужчину в буром костюме из самых остро наточенных цветных карандашей? Пусть тебя не обманет насмешливый взгляд серых глаз и нетронутая сединой рыжая шевелюра - перед тобой Его Величество Саймон Бак, король Холстов. Удивлен, почему он не сидит в Дворце Пейзажей, самом прекрасном сооружении Асмарталя? Дело в том, что, в отличие от своих многочисленных предков, Саймон ненавидел дворцовую жизнь во всех ее аспектах. Он был неважным правителем, но прекрасным ученым. И наконец, бросив все на своего Визиря, Хранителя Бутылки со Скипидаром, он переехал в Сар-Вараав, и живет теперь здесь, работая в НИИЦВИН (Цвета и Науки). Первое время сотрудники жутко смущались, путано называя его "Ваше величество, доцент Саймон", или "Доцент Саймон, Ярчайший и Величайший". Но со временем как-то попривыкли.
Можешь ты попасть и в Шармаг, но лучше не попадай, ладно? Здесь рисуют углем, и это довольно мрачное место, полное скользких желаний и неверных помыслов. Кто-то считает, что в нем есть свое неповторимое очарование, ведь самые глубинные интриги плетутся именно здесь. Как-то очень давно, мэр этого города, хитроумный Виббо Нермитс захотел завладеть Бутылкой со Скипидаром, и перекроить этот мир на свой вкус. Вполне себе такая легенда великой Войны, ты не находишь? Подозреваю, что похожие есть во многих мирах. Кончилось тем, что нынешний Король Холстов закрасил дверь в этот город. По легендам, когда-нибудь жителям Шармага с помощью своего угля удастся изменить узор на воротах, и вырваться, и тогда королевству Холста придется снова защищать этот мир от злобных помыслов нестареющего Мэра.
И, конечно, ты можешь попасть в Гаэлдор. Ты не увидишь тут совсем ничего чудесного или красочного - здесь мокрый асфальт, и прохладный ветер, и осенние листья, и запах грозы. Здесь люди не думают ни о роскоши, ни о науке, ни о власти. Они сочиняют истории - рисуют их прямо на асфальте, и ничего, нарисованное ими, не оживает. Жители других городов сочувствуют гаэлдорцам, считая, что давным давно они чем-то прогневили Первую кисть, и та лишила их возможности изменять реальность творчеством.
Нельзя сказать, что они страдают. Они живут среди этого шепота и этих листьев, у них всегда много дел и мало времени, но они всегда бросают все ради хорошей истории, написанной цветными мелками - ведь самые лучшие истории всегда получаются в перерывах между важными и неотложными делами. Их цветные истории тут же смываются дождем, как будто их и не было. Многие смеются, говоря, что жители Гаэлдора живут без смысла, тешась лишь своими иллюзиями.
Но тогда почему в этот город приходят так много странных людей из других Миров, и почему их лица, ровные и загадочные, словно нарисованные мелом, при взгляде на этот город светятся непередаваемой смесью нежности и узнавания?
Сказка о Драконе и Башмаке
Многие драконы давным-давно обитают в городах, но Гэббл жил там же, где и его предки – в недрах высокой-высокой горы, заросшей до макушки неприметными тропками и любящей считать на досуге пуховые перины облаков. Внутри было прозрачное, как слеза драконёнка, озеро, где Гэббл любил умываться по утрам, шумно фыркая и выпуская от удовольствия жемчужно-белые дымные кольца; на потолке мерцала россыпь говорящих драгоценных камней, ярко горящих по вечерам пестрым калейдоскопом цветов и обожающих отпускать ехидные комментарии по любому мало-мальски важному случаю.
Гэббл был трудолюбивым драконом – по утрам он помогал пчелам собирать мед, а вечером непременно получал в благодарность от пчелиной королевы горшочек этого золотистого, как его чешуя, лакомства. Дракон всегда очень радовался этой королевской милости, потому что, собственно, медом он и питался.
Как-то утром, гуляя по окрестному лесу, полному изумрудных деревьев и солнечных зайцев, Гэббл наткнулся на Башмак. Вполне настоящий, кожаный, модного фасона и восхитительного цвета кофе с молоком. Он лежал посередине заросшей васильками полянки, и было абсолютно непонятно, откуда он мог здесь взяться. Люди здесь давно не водились, и Гэббл, будучи умным и сообразительным драконом, прекрасно понимал, что у приличных Башмаков нет ног, равно как и желания бродить в одиночку по лесам и натыкаться на полянках на всяких незнакомых драконов. Но странным было не только это. Башмак на него Смотрел. Даже нет, не так – СМОТРЕЛ. Гэббл почти физически ощущал этот взгляд, изучающий и умоляющий одновременно. Дракон вдруг понял, что Башмаку тут одиноко, холодно и неуютно. Не отдавая себе отчет в своих действиях, Гэббл поднял Башмак и отнес к себе домой. А там, под горой, были истории, рассказанные одиноким драконом одинокому башмаку. О вкусном меде, о упоительном цветении трав летним утром, о ветре в морду, о бесконечной синеве, о радуге между крылышками пчел, о чьих-то лицах на поверхности горного озера…
-Разговоры с башмаками – признак серьезных психологических проблем, - важно изрек аметист.
-Да. Мягкие существа такие странные, - поддержал его изумруд.
Сапфир тоже хотел что-то сказать, но под строгими взглядами рубина и янтаря застеснялся и промолчал.
Башмак, в сущности, был отличным приятелем – он много слушал, мало ел, и во всем поддерживал дракона, изредка лишь Посматривая на него в случае полнейшего уже несогласия. И Гэббл сам не заметил, как оставил его у себя. Болтал, показывал рассветы, катал на спине в океанах теплого воздуха. Теперь в его пещере стало как-то по-особенному уютно, и даже камни по вечерам светили как-то мягче. И говорили тише.
Иногда Гэббл отправлялся за покупками в большой драконий город, который находился за кряжем. Там вместо камня все было застроено бетоном, стеклом и пластиком, а все драконы ходили пешком, потому что полеты деловые рептилии считали ниже своего достоинства. Здесь же Гэббл встретил несколько знакомых драконов. Разговорившись, каждый из них поведал, чем он сейчас живет. У болотно-зеленого Огюста была своя фирма по огнеметам, встраиваемым прямо в пасть, бурый Квиг заседал в драконьем правительстве, а белый Виктор работал в газете в отделе светской хроники. Когда же Гэббл рассказал свою историю, на него уставились три пары непонимающих драконьих глаз.
Это же смешно, говорили ему. Как можно жить на самом краю мира, одному, без цели в жизни и стабильной работы, общаясь с башмаком, который и о политике говорить-то не умеет, куда уж обо всем остальном!
Они начали звать Гэббла в город. Прилетай насовсем, говорили они. А лучше - приходи, потому что не дай Бог приличные драконы увидят, как ты летаешь! Огюст пообещал устроить Гэббла к себе в фирму, потому что там, как выражался он, были перспективы. Наш дракон ничего не знал о перспективах, но само слово заворожило его. Единственное условие, поставленное ему драконами, было таковым - он должен полностью сменить свой старый образ жизни, начиная от отшельничества и кончая глупыми разговорами со старыми башмаками. Одним словом, он должен был покинуть гору навсегда.
-А что самое главное здесь?, - нерешительно спросил Гэббл.
-Как что? Деньги, - ответили ему.
В назначенный день, рано утром, когда спали даже камни на потолке пещеры, Гэббл собрал узелок и пешком пошел в город. Он шел и прощался в горой, с камнями и деревьями, с косыми солнечными лучами, несмело выползающими из-за горизонта. Но когда самый смелый луч осторожно коснулся его носа, дракон вдруг остановился.
"Что я делаю?", - подумал он."Лечу за призраками, за грезами, во власти страхов и сомнений? Зачем мне огромная Утопия и куча драконов, ходящих по земле, когда у меня есть моя уютная гора, рыжие лучи, пчелы, которым нужен я и старый башмак, который нужен мне?"
И тогда дракон наплевал на перспективы, бизнес и остальные умные слова, которыми задурили ему голову приятели-драконы. Он взмыл в воздух так быстро, что воздух звенел в ушах, и повернул обратно к горе.
Там его уже ждали. Радовались, что он вернулся, потому что сердцем знали, что он собирался уходить. Приветственно жужжали пчелы, и даже сама Ее Величество королева соизволила вылететь навстречу своему лучшему работнику. Улыбалась гора - так медленно, что этого никто не мог заметить. Облака сбивались в стаи и кружили вокруг драконьей головы, а из недр пещеры раздавался приветственный галдеж драгоценных камней.
Но больше всех радовалась и светлее всех улыбалась вылетевшая навстречу молодая дракониха, с чешуей цвета кофе с молоком.
Сказки дождю.Тяжелые дождевые капли падают на дорогу, мелкими сапфировыми искрами разбиваясь о пыльные камни. Пахнет озоном, свежескошенной травой, и еще чем-то давно знакомым и благополучно забытым - то ли мороженым, которого я не ел уже дюжину лет, то ли спичками, которые точно не найдешь в этом молодом Мире, сплетенном из лукавых улыбок быстроногих молний и соленой сырости заблудившегося бриза.
Привычным движением я надвигаю капюшон на глаза и прикасаюсь губами к тыльной стороне ладони. Спрятаться и запомнить свое дыхание - необходимый ритуал для Шага. В сотый раз в памяти всплывают слова Акварельщика, сказанные в еще в ту пору, когда он не брал в руки швейных игл, а был таким же Бродягой, как я, Надсолнух, Р-р, и еще сотни других.
"Когда ты разрываешь полотно Миров, не показывай ему свои глаза, чтобы он не догадался, что ты живой, но помни, кто ты есть, что бы он (упаси Перекресток!) не подумал, что ты мертвый. Будь неслышной тенью, скользящей сквозь трещины мироздания. Только так можно стать Бродягой. Только так..."
-Я хочу домой, - шепчу тихо, почти неслышно. Голос здесь не главное, как, впрочем, и все остальное.
"Домой!" - неслышно шепчет ветер. Шепчет, качает деревья, странные деревья, странные деревья, поросшие желтым мхом.
"Домой!", - подхватывают они. - "Он хочет домой!"
"Домой, молю, отпустите его домой, молю, прошу, требую, домой" - янтарокрылая птица бьется высоко над моей головой, поет, поет что-то в мою поддержку, молит, просит, требует...
"Домой", - впервые за сотню лет размыкает кто-то пересохшие губы на дне бездонного омута. Надо же - пересохшие губы и бездонный омут.
Мир шумит, он просит, требует, свистит, гудит, приказывает и молит, он молчит чуть меньше, чем нужно, он кричит чуть тише, чем стоило бы, он молод, он почти новорожден. Он почти понимает, кто я такой, но не понимает, кто такой он сам. Но мне надо домой, и он просит за меня, просит со всей той добротой и бесконечной усталостью, которая его породила.
"Ничего не выйдет, Гил. Я-то знаю, что у тебя нет дома. Ты меня не обманешь. Я не обману тебя. Это называется порядочностью, молодой Бродяга", - чужеродный голос что-то шепчет, и я понимаю, что я не Шагну. Этого не хотят. Сейчас не хотят.
-Итак, кто же ты, наконец?, - бормочу, шагая по арочному мосту из застывших луж, - Кто сегодня стал моей Дверью? Что сегодня стало моей Дверью? Горгулья, старый диван, сумасшедший Оракул, слово "Верность", отраженное в зеркальной глади мраморного колодца?
"Я тебе не скажу", - улыбаются у меня в голове.
-Я знаю. Ты хотя бы живая, Дверь?
"Я не знаю."
-Я тебя найду.
"Я буду рада."
***
Ливень усиливается. Я бегу, закрывая голову невесть откуда взявшейся газетой. Наверное, этот Мир еще не знает про зонтики, но уже вызнал у какого-то Бродяги про газеты. Крупные, граненые, сюрреалистичные капли больно бьют по плечам и спине.
-Сюда!, - кричат мне. Вдалеке я вижу немолодую темноволосую женщину в цветастом балахоне. Вокруг нее медленно появляется дом - каменный, одноэтажный, с горящими окнами и кирпичным крыльцом. Дождь отскакивает от белых каменных стен, он бушует, он тоже молод, и не знает, как пробивать дома и газеты. Он еще не знает, что можно бить по зеленой черепичной крыше, и поэтому он по ней не бьет.
-Надо переждать, - женщина с домом неожиданно оказываются совсем близко, она строго прожигает меня взглядом и хватает за запястье, - Скорее, дождь уже начинает злиться!
Внутри - тепло. Резкое, живое, волнами, яро - накатывает, греет, спасает. Трещит камин, огонь цепляется за березовые поленья - да, да, я просто уверен, что они березовые, хотя, наверное, в этом Мире никогда не росло берез. Ноги утопают в пушистом ковре, на стене - гобелены. На диванах - множество людей, они вырваны сюда из-за дождя так же, как и я. Немолодой рослый генерал, откинувшись на спинку, курил вишневую трубку, а дым превращался в колечки и одевался на руку. Седовласый некромант сушил у огня мокрый рунный плащ, закутавшись вместо этого в пушистый плед с кистями. Черно-белый, как в старых кинофильмах, мим, играл в невидимые шахматы с рыжим котом. Только чей-то след губной помады на щеке, ало сияя, делал его живым. Синеглазая девушка с кисточкой за ухом что-то рисовала в старом альбоме с кожаной обложкой, а тот хорошо поставленным, хоть и немного шелестящим голосом, подсказывал ей, что делать. Сидящий на ковре оборотень увлеченно о чем-то беседовал с жующей шоколад девушкой в кокетливо-желтом саване, маленький белый дракон грел чайник струей поющего пламени. Их было много, даже слишком много для такого дома.
-Злой дождь, нехороший дождь, он хочет обмануть нас, он прикидывается обычным ливнем, но это непростой ливень!, - нараспев говорит хозяйка, пытаясь закрыть окна. Они не закрывались, и капли снаружи попадали на мягкий ворс ковра. Огонь в камине колебался - он боялся этих капель, и вместе с ним дождя страшились и все в доме.
-Ну закрывайтесь же!, - прикрикнула хозяйка на окна, - Занавески, помогите!.
Ткань надулась, словно в нее вдохнули жизнь. Концы занавесок взялись за ручку, и с силой захлопнули ставни. В доме сразу стало светлее, огонь успокоился и перелез на следующее полено.
-Я потратила три вечности и ни одной минуты на этот дом, - продолжила женщина, - Я знала, что должна была вам помочь, этот дождь должен закончиться, ведь он не из тех дождей, что должны продолжаться!
-А что ест дождь?, - подала голос девушка-художница.
-Он ест сказки, истории, правдивые и ложные, но ведь все ложные легенды - правдивые!
-Тогда пусть он замолчит, - сказал дракон, - И дело с концом!
-Мы его накормим..., - пробормотал генерал.
Воцарилось молчание. Мерно тикали часы, шли в обратную сторону, а календарь косился на оторванный лист с датой и думал, как бы приклеить ее назад. Дождь стучался в окна, выл разными голосами, пытался прикинуться одиноким путником. Тогда женщина грозила ему кулаком, и он с ворчанием отходил в серость.
-Когда я был рядовым в сияющем полке Флашбольта, - нарушил молчание генерал, - с нами служил паренек. Он не умел стрелять и убивать, огрызаться и бить, жечь и крушить...Он был абсолютно бесполезен, он только улыбался и играл на всем, что попадалось под руку. Ах да, играть он тоже не умел, но абсолютно не тяготился этим, как не тяготился нашими насмешками. И вот на Звездном плато мы сражались с тенями. Они построили стену из наших страхов и амбиций, зла и цинизма. Мы ринулись, но не могли даже коснуться ее. А тот парень пробежал и даже не заметил..., - генерал на секунду замолчал, провожая глазами колечко дыма, - Потом говорили, что победили мы. Но весь полк, от барабанщика до командующего, знали, что на самом деле победил ОН.
Дождь взвыл, и бросился на окно. Стекла тонко и мелодично зазвенели.
-Тогда я еще не был злым властелином, и помнил, как прекрасен солнечный свет в бурлящей амальгаме волн, - некромант внезапно заговорил, зябко кутаясь в плед, - я думал, что знал тогда про смерть все, но не знал самого главного, иначе бы моментально бросил это занятие. Мой учитель дал мне небольшую книгу, обыкновенную на вид. У нее даже не было названия. Я должен был ее прочитать. Она показалась мне скучной и нудной. Там было что-то про свет, про бумеранг, людей и спасение, про самоотдачу и самопожертвование, про ограничения, разбивающие цепи...На исходе пятого дня, дочитав, я пришел к учителю, протянул ему книгу, и сказал - "Я прочитал эту книгу и не нашел в ней ничего интересного". Но он меня не слушал. Он вопросительно глядел на книгу, словно чего то ждал. Под его взглядом она съежилась и вздохнула: "Я прочитала этого некроманта, и не нашла в нем ничего интересного..."
Занавески задрожали. За окном кто-то выл, плакал, шутил и влюблялся, превращался в замки из тумана и фигуры из снега, хотя тут отродясь не было тумана и снега, только дождь.
Девушка отложила кисть.
-Я жила тогда в центре старого города, и каждое утро выходила на балкон с холстом и красками. Однажды, среди мокрого тротуара я увидела молодого человека, которого уже не смогла забыть. Каждый день я дожидалась его, идущего в университет, чтобы получше разглядеть каждую черту его лица, каждое движение, каждый полуоттенок, и, конечно, нарисовать его портрет. На это ушло два месяца - два месяца постоянного, самозабвенного рисования. Я создавала его на холсте и чувствовала себя настоящим демиургом. Я разговаривала с ним, пела ему песни, я чувствовала себя тем безумным скульптором из легенд...А закончив, я решила подарить его...ему. В одно прекрасное утро я не вышла на балкон, а сидела на скамейке, и когда он подошел, просто, без слов, подарила ему холст. Увы, - девушка усмехнулась, - Рыцарь прекрасного образа оказался обыкновенным крестьянином, не слишком-то любящий искусство, романтику, жизнь и грамотную речь. Он в довольно простых выражениях выразил мне свои жизненные приоритеты. О да, я была шокирована и разочарована. Я развернулась, чтобы уйти, но тут...парень, нарисованный на холсте, ожил, вылез из рамы, и засунул туда неудачливого рыцаря. Потом, поклонившись, сбивчиво извинился за свой прототип, поднял его папку, и не спеша зашагал дальше университет. Потом мы, встретившись вновь, вместе пытались продать картину, но - представьте себе - ее никто не хотел покупать!
Ее альбом что-то негромко пробурчал о том, что живых людей раскупают куда неохотнее, чем нарисованных.
Стекло снаружи покрывали морозные узоры. Буря свирепствовала.
-В моем каэрне как-то появился перевертыш с гордой и заносчивой душой, - пробормотал оборотень, вставая с ковра. - Он все время пытался убедить нас в своем собственном превосходстве, жаждал Охоты, чтобы показать нам, на что он способен. У него здесь не было даже друзей, потому что он считал, что подобное может испортить его репутацию. Признаться, мы были заинтригованы. Однажды мы вышли на Охоту на Крылатого Быка. И наш гордец говорил, что мы можем спокойно постоять в сторонке, пока он разберется с добычей. Нам было интересно, и мы послушались. Наш собрат презрительно ухмыльнулся...и вдруг, превратившись в черного хомяка, побежал навстречу быку. Тот, не заметив, растоптал его, - парень пожал плечами, - Это так странно...
Девушка в желтом саване встала рядом и взяла его за руку.
-Моя сказка коротка. Много лет я жила среди людей в одном картонном городе, считая себя мертвой. Они даже не смеялись надо мной - просто не замечали и сторонились. А однажды какой-то ребенок, проходя через наш город, спросил у меня: "Тетенька, а зачем вы живете среди этих мертвых людей?", - девушка опустила голову, - Мне кажется, они были очень разочарованы.
Языки огня в камине задрожали. В дверь несколько раз властно стукнули, принеся с собой холод северных вершин и безнадежность самых глубоких ущелий. Женщина подбежала к ней и взялась за ручку.
-Еще!
Тогда в круг наших историй вступил мим. Его руки порхали, словно палочка дирижера, глаза сияли, как влюбленный закат. Мы все притихли, потому что сейчас в этом доме звучала самая прекрасная во всех Мирах история любви, пусть и беззвучная, пусть и понятная каждому по своему, но, черт, этот черно-белый парень с горящим на щеке ярко-алым поцелуем был лучшим рассказчиком. Он закончил, и никто из нас не смел нарушить молчания.
-А она..., - чуть слышно спросил некромант, - Она все-таки вернулась?
Помедлив, мим улыбнулся и кивнул. Девушка в желтом саване растроганно утерла слезы.
За окном было тихо.
-Он слушает, - улыбнулась женщина. - Он почти сыт, он очень хочет медового солнца и сахарной ваты, он хочет пролиться в синеватое море, играющее осколками восемнадцати солнц, и еще - совсем чуть-чуть, хочет унести шляпу какой-нибудь важной леди в одном из старых Миров. Закончи эту странную историю, парень в капюшоне.
Я подошел к бархатной темноте за пределами домашней теплоты. Дождь притих. Он был готов.
-Знаешь, - тихо сказал я ему, - в одном из миров жил Человек. Он был знатным неудачником и слишком глупым мечтателем. Он изредка писал стихи, любовался непостоянной палитрой городского неба и верил в чудеса - не так, чтобы очень, но достаточно для того, чтобы чувствовать себя особенным. А потом случилась обычная история - в один из дней он проснулся взрослым. Он был спокоен и уравновешен, почти не циничен и даже добр. Он понял, что наконец-то вырос, и смеялся над своей прошлой инфантильностью. Ему по-прежнему нравилось небо, когда он мельком смотрел на него в перерывах между своими важными и интересными делами. А та его часть, которую он навеки от себя оторвал, сделала то, что совершали все, подобные ей - обрела собственное "я", и стала Бродягой со смешным именем "Гил". Я это все к чему... - мне было трудно говорить, и слова застревали в горле, потому что ничего не сдавливает его сильнее, чем нежность, - Тому человеку иногда бывает плохо. Когда вечером он приходит домой, от него пахнет дорогим одеколоном, хорошей выпивкой и тоской. По ночам он лежит в постели, и думает - зачем это все, зачем? Он искренне недоумевает, не понимая причину своей тоски. Он чувствует, что что-то потерял, но не понимает, что. Может, ты ему напомнишь? Ты ему нужен.
Я говорил, чувствуя, что мне не хватает воздуха, и не сразу понял, что в глаза мне бьет ослепительно-яркое солнце молодого Мира.
-Дождь ушел! - возвестила хозяйка.
"Ты ему нужен". Черт, и это все, что надо было этому странному дождю. Он просто хотел быть кому-то нужным. Не зря мы все собрались здесь, от странной женщины до некроманта, от оборотня до мима - они все хотели быть кому-то нужными. И этот Мир прекрасно знал это.
-У тебя большое будущее. - сказал я зацветающему небу.
А за моей спиной все пили какао. Белый дракон в фартуке с мангустами раздавал всем фарфоровые дымящиеся чашки. Размешивал сахар строгий генерал. Грел руки о чашку старый некромант. Мим важно потягивал сладкий напиток из невидимой трубочки. Чокались оборотень и девушка в желтом саване - во всех смыслах этого слова. Задумавшись, художница случайно обмакнула кисть в какао. Как ни странно, ее наброски стали от этого только вкусней.
-Дождь ушел, и скоро в этом доме отпадет нужда, - торжественно заявила женщина. - Но пока у нас в запасе от минуты до вечности, и пейте, пейте свое какао, словно это последняя чашка в вашей жизни! Вы объединены этим пылающим камином, и рады, все до единого, потому что вас наконец-то выслушали, ах, как долго вам этого не хватало! Вы нашли здесь все, что никогда не теряли, и ровно ничего нового - это самая прекрасная и нужная находка в вашей жизни! Так грейтесь же, и вдыхайте аромат этого простого напитка, который никто не воспринимает всерьез!, - неожиданно она умолкла, и, открыв альбом со старыми фотографиями, подсела к огню к некроманту.
Я осторожно взял в руки горячую чашку, и только улыбнулся, когда она неожиданно тонко хихикнула в моих руках.
"У тебя очень теплые руки, молодой Бродяга" - во второй раз раздался в моей голове учтивый голос.
-А ты очень вкусно пахнешь, старая Дверь. Оригинальный облик. Никогда бы не подумал. - улыбнулся я.
"Загадка была сложной, правда?"
-Она была интересной.
"Одно и тоже. Ты готов?"
-Да.
"До свидания, Гил. Не мусорь на Перекрестке..."
***
-Куда исчез этот странный парень? - удивленно спросила женщина, глядя на пустую чашку на диване.
-Он Шагнул. - раздался в тишине хриплый голос рыжего кота.
Посреди свинцового осеннего неба, в дымчатом хороводе ворчливых многоэтажек, жила-была ее Величество Аквамарин. Свой королевский титул она держала в тайне ото всех - даже родители ничего не знали, и наивно называли свою дочку Хельгой, Сарой, а, может быть, Дашей. И как всякая принцесса, Аквамарин была чертовски хороша собой - у нее были непослушные волосы цвета новорожденной пшеницы (волосы имели крутой нрав, и частенько ругали свою хозяйку за неубранную комнату), теплые руки и радуга в глазах.
И вот однажды, когда мама и папа, пожелав девочке спокойной ночи, удалились, и дверь в спальню едва слышно закрылась, прямо из тонкого проема окна на упругий ворс ковра стремительно прыгнул Конь-в-Яблоках. Самый настоящий, с гривой из колючих южных звезд, копытами из лесного дыхания и хвостом, позаимствованным у одной престарелой кометы. Он катал Аквамарин по спальне, которая оказывалась и не спальней вовсе, а огромным миром, полным смеющегося бирюзового неба, пыльных лукавых дорог, одуряющего аромата утренних трав и журчания горных ручьев. А платой за такой проезд были загадки - самые разнообразные, которые принцесса и Конь-в-Яблоках загадывали друг другу, перескакивая из мира в мир.
А когда первые рыжие лучи начали танцевать в пыльных хрусталиках окна, принцесса проснулась в своей спальне. И - о чудо! - весь пол был усеян настоящими яблоками. Огромные красные, словно только что сорваные из какого-нибудь близлежащего райского сада; маленькие зеленые - кислые и свежие, такие часто растут прямо на улицах; была даже парочка желтых, светящихся, как янтарь на солнце. Но оказалось, что эти яблоки видит только она - зашедшие в комнату родители даже не обратили на них внимания.
А в следующую Конь-в-Яблоках не пришел. И во все другие ночи - тоже. Принцесса стала плохо спать, радуга в глазах потускнела, руки утратили привычную теплоту. И лишь яблоки в спальне все так же дышали свежестью, напоминая ей о чудесном госте.
И когда она почти уже стала простой Хельгой, Сарой, а может быть, Дашей, ей вспомнилась одна из загадок, которые Конь-в-Яблоках загадывал ей по дороге в серебристую бесконечность. "На сколько человек можно разделить тепло?" - требовательно спросил он. Принцесса гадала, вспоминая всех своих друзей и знакомых, а потом уверенно ответила - "Ни на кого. Тепло не разменивается по пустякам." Помнится, Конь-в-Яблоках еще засмеялся, и сказал ей - "Ты очень близка к отгадке, и одновременно так же далека. У тебя еще будет время ее разгадать".
И тут Принцесса вдруг ясно поняла отгадку. Она собрала все яблоки в мешок - такие больши мешки бывают только в сказках, право, ведь яблок было очень много! - и вышла из своей спальни-дворца. Первым делом она отдала два самых вкусных и больших яблока маме и папе, для которых, в принципе, было неважно, Хельга она, Сара или, может быть, Даша - сейчас она очень точно это понимала. Потом она пошла по улице, и раздавала яблоки всем прохожим. Пожилые джентльмены с радостью принимали угощение, приподнимая шляпу и говоря - "Спасибо, Ваше Величество" и "Премного благодарен, заходите к чаю." Дамы приседали в реверансе и на миг все до единой оказывались молодыми улыбчивыми красавицами, а маленькая собачка, которой достался ломтик желтого яблока, вдруг хитро сверкнула умными глазами и превратилась в лису. Ведь эти яблоки приносили в жизнь каждого человека частичку чуда, а чудеса, как известно, питаются бескорыстием и благородством. Ответ на загадку был прост - тепло действительно не разменивается, но если поделиться им с другим, то его не станет меньше, даже наоборот...
И когда яблоки закончились, по улице шла Королева. Ее руки были теплыми, как летний дождь, радуга в глазах освещала дорогу лучше сонных фонарей, и даже сварливые волосы ненадолго угомонились, чуть-чуть робея перед своей владелицей. Сказочник не знает, приходил ли к ней снова Конь-в-Яблоках, катая по перекресткам несбывшихся вселенных.
Но если вы вдруг окажетесь в этом городе, обязательно загляните на улицу, где в хороводе танцуют серые громады многоэтажек. Может так статься, что вы увидите девушку с волосами цвета новорожденной пшеницы, сидящую на лавочке со странным молчаливым парнем, грызущую яблоко и придумывающую ответ на очередную загадку...
Королевство Холста
В Доме-на-Все-Времена, где хранятся мои миры, очень много дверей. Есть там двери из мореного дуба, окованные серебристыми полосами из неизвестного металла, с ручками, отлитыми в форме голов драконов или химер. От них так и веет полутемными тавернами, звоном клинком, неприступными принцессами в заточенных башнях и драконами, которые пьют чай ровно в пять, но никогда не моют рыцарей перед едой. Есть - полупрозрачные, лукаво шепчущие что-то глубинам вашего подсознания, непредсказуемые, манящие, остывающие рунической вязью на изнанке век. Они обычно ведут в места более интересные, полные аметистовых небес, зыбкого сахарного песка под ногами, странных попутчиков и неожиданных концовок. Есть двери - обычные на первый взгляд, с облупившейся синей краской и надписью "Лаборантская" на покосившейся деревянной табличке. Но опытные Бродяги из нашего Мира, натолкнувшись на такие двери, радуются больше всего, потому что твердо знают - в мире, кокетливо скрывающим свои секреты и кажущимся банальным, порою и происходят самые удивительные чудеса.
Но речь не об этих дверях. Считай это затянувшимся предисловием, бывающим порой больше, чем само повествование. Сейчас я прошу тебя обратить внимание вот на эту дверь - да-да, на эту. От нее исходит медовый запах свежеразведенной гуаши и смолистая свежесть бересты. Выглядит она пестро, как попугай на карнавале - кажется, что какой-то неловкий бедняга, споткнувшись, опрокинул на нее полутысячу ведер самых разнообразных красок. О, а видишь надпись "Окрашено"? И написана она не чем то, а самым обыкновенным пальцем - и эти небрежные разводы на поверхности двери выглядят самым реальным из всего здесь. Не знаю, где теперь автор сей надписи, но уверен, что палец, испачканный краской, он так и не отмыл...
А если ты зайдешь (не толкнув дверь - нет-нет, ни в коем случае! - а именно повернув ручку в виде горделиво вздернутого собачьего носа), то увидишь бездонное низкое небо, в котором будут купаться цвета. Целый калейдоскоп беззаботных красок, сбивающихся в косяки и плывущих по небесной глади. Все они будут с интересом смотреть вниз, на раскинувшийся город, куда посмотришь и ты. Тебе может повезти оказаться в любом месте этого странного мира - например в Асмартале, Ярчайшей и Величайшей столице Королевства Холстов. Здесь, закутанные в изящнейшие натюрморты, бродят напыщенные вельможи с позолоченными кистями и красками из слез акварельных фей. Если им надо присесть, они просто берут, разводят в небе нужную краску, и несколькими небрежными мазками рисуют беседку. Но вот беда - у них получаются роскошные, но часто очень неудобные сооружения, ведь любое, даже самое малое творение - лишь отражение художника. Но они, чтобы не терять достоинства, все равно забираются в них и пьют нарисованный кофе из коричневой масляной краски - не самый лучший, но вполне приличный для дворянского общества. Ничто на лице не выдает их неудобства, и простые жители, коих здесь тоже немало, с завистью косятся на них. Конечно, они тоже могут нарисовать себе все это, но их краски часто хватает только на деревянную лавочку со спинкой и тающий во рту капуччино. Так вот и завидуют, не понимая, что им-то везет гораздо больше.
Сам Асмарталь нарисован так давно, что нынешнее население даже не знает, кем. Здесь мирно дремлют древние замки из темной гуаши, настолько яркой, что нарисовать такие сейчас не представляется возможным, даже если вручить тонну краски и кисти с шерстью янтарных скакунов лучшим мирописцам. Говорят, что где-то здесь обитает, летая по дымной изнанке вселенского холста, Первая Кисть, создавшая, по легендам, этот мир. Если хочешь, можешь стать почетным гостем в этом древнем городе и окунуться в эту красочную атмосферу гуашевых тайн и акварельных секретов.
А можешь - если решишься - пройти по радужным тротуарам этого города, и кто знает - тебе может повезти, и ты найдешь дрожащую от холода одинокую кисть, которая после станет Твоей...
Но если, шагнув через порог, ты обнаружишь под ногами бесконечные россыпи разноцветного песка - знай, ты в Сар-Варааве. Здесь ты не найдешь пышных дворянских нарядов и терпкого привкуса старины и интриг. В этом городе, под сенью тщательно заштрихованных небоскребов живут энергичные и целеустремленные люди. Они тоже рисуют, но не красками и кистью - ведь очень скоро ты поймешь, что песок под твоими ногами - это миллионы сточенных цветных карандашей.
Жизнь бьет здесь ключом, ведь Сар-Вараав - город науки и знаний, и умение рисовать здесь используется не для праздных развлечений. Здесь куются великие изобретения - машины на грифельной тяге, циркули-порталы, ворчливые окна, отражающие помыслы собеседника - и многое, многое другое. Смотри, видишь того немолодого мужчину в буром костюме из самых остро наточенных цветных карандашей? Пусть тебя не обманет насмешливый взгляд серых глаз и нетронутая сединой рыжая шевелюра - перед тобой Его Величество Саймон Бак, король Холстов. Удивлен, почему он не сидит в Дворце Пейзажей, самом прекрасном сооружении Асмарталя? Дело в том, что, в отличие от своих многочисленных предков, Саймон ненавидел дворцовую жизнь во всех ее аспектах. Он был неважным правителем, но прекрасным ученым. И наконец, бросив все на своего Визиря, Хранителя Бутылки со Скипидаром, он переехал в Сар-Вараав, и живет теперь здесь, работая в НИИЦВИН (Цвета и Науки). Первое время сотрудники жутко смущались, путано называя его "Ваше величество, доцент Саймон", или "Доцент Саймон, Ярчайший и Величайший". Но со временем как-то попривыкли.
Можешь ты попасть и в Шармаг, но лучше не попадай, ладно? Здесь рисуют углем, и это довольно мрачное место, полное скользких желаний и неверных помыслов. Кто-то считает, что в нем есть свое неповторимое очарование, ведь самые глубинные интриги плетутся именно здесь. Как-то очень давно, мэр этого города, хитроумный Виббо Нермитс захотел завладеть Бутылкой со Скипидаром, и перекроить этот мир на свой вкус. Вполне себе такая легенда великой Войны, ты не находишь? Подозреваю, что похожие есть во многих мирах. Кончилось тем, что нынешний Король Холстов закрасил дверь в этот город. По легендам, когда-нибудь жителям Шармага с помощью своего угля удастся изменить узор на воротах, и вырваться, и тогда королевству Холста придется снова защищать этот мир от злобных помыслов нестареющего Мэра.
И, конечно, ты можешь попасть в Гаэлдор. Ты не увидишь тут совсем ничего чудесного или красочного - здесь мокрый асфальт, и прохладный ветер, и осенние листья, и запах грозы. Здесь люди не думают ни о роскоши, ни о науке, ни о власти. Они сочиняют истории - рисуют их прямо на асфальте, и ничего, нарисованное ими, не оживает. Жители других городов сочувствуют гаэлдорцам, считая, что давным давно они чем-то прогневили Первую кисть, и та лишила их возможности изменять реальность творчеством.
Нельзя сказать, что они страдают. Они живут среди этого шепота и этих листьев, у них всегда много дел и мало времени, но они всегда бросают все ради хорошей истории, написанной цветными мелками - ведь самые лучшие истории всегда получаются в перерывах между важными и неотложными делами. Их цветные истории тут же смываются дождем, как будто их и не было. Многие смеются, говоря, что жители Гаэлдора живут без смысла, тешась лишь своими иллюзиями.
Но тогда почему в этот город приходят так много странных людей из других Миров, и почему их лица, ровные и загадочные, словно нарисованные мелом, при взгляде на этот город светятся непередаваемой смесью нежности и узнавания?
Сказка о Драконе и Башмаке
Многие драконы давным-давно обитают в городах, но Гэббл жил там же, где и его предки – в недрах высокой-высокой горы, заросшей до макушки неприметными тропками и любящей считать на досуге пуховые перины облаков. Внутри было прозрачное, как слеза драконёнка, озеро, где Гэббл любил умываться по утрам, шумно фыркая и выпуская от удовольствия жемчужно-белые дымные кольца; на потолке мерцала россыпь говорящих драгоценных камней, ярко горящих по вечерам пестрым калейдоскопом цветов и обожающих отпускать ехидные комментарии по любому мало-мальски важному случаю.
Гэббл был трудолюбивым драконом – по утрам он помогал пчелам собирать мед, а вечером непременно получал в благодарность от пчелиной королевы горшочек этого золотистого, как его чешуя, лакомства. Дракон всегда очень радовался этой королевской милости, потому что, собственно, медом он и питался.
Как-то утром, гуляя по окрестному лесу, полному изумрудных деревьев и солнечных зайцев, Гэббл наткнулся на Башмак. Вполне настоящий, кожаный, модного фасона и восхитительного цвета кофе с молоком. Он лежал посередине заросшей васильками полянки, и было абсолютно непонятно, откуда он мог здесь взяться. Люди здесь давно не водились, и Гэббл, будучи умным и сообразительным драконом, прекрасно понимал, что у приличных Башмаков нет ног, равно как и желания бродить в одиночку по лесам и натыкаться на полянках на всяких незнакомых драконов. Но странным было не только это. Башмак на него Смотрел. Даже нет, не так – СМОТРЕЛ. Гэббл почти физически ощущал этот взгляд, изучающий и умоляющий одновременно. Дракон вдруг понял, что Башмаку тут одиноко, холодно и неуютно. Не отдавая себе отчет в своих действиях, Гэббл поднял Башмак и отнес к себе домой. А там, под горой, были истории, рассказанные одиноким драконом одинокому башмаку. О вкусном меде, о упоительном цветении трав летним утром, о ветре в морду, о бесконечной синеве, о радуге между крылышками пчел, о чьих-то лицах на поверхности горного озера…
-Разговоры с башмаками – признак серьезных психологических проблем, - важно изрек аметист.
-Да. Мягкие существа такие странные, - поддержал его изумруд.
Сапфир тоже хотел что-то сказать, но под строгими взглядами рубина и янтаря застеснялся и промолчал.
Башмак, в сущности, был отличным приятелем – он много слушал, мало ел, и во всем поддерживал дракона, изредка лишь Посматривая на него в случае полнейшего уже несогласия. И Гэббл сам не заметил, как оставил его у себя. Болтал, показывал рассветы, катал на спине в океанах теплого воздуха. Теперь в его пещере стало как-то по-особенному уютно, и даже камни по вечерам светили как-то мягче. И говорили тише.
Иногда Гэббл отправлялся за покупками в большой драконий город, который находился за кряжем. Там вместо камня все было застроено бетоном, стеклом и пластиком, а все драконы ходили пешком, потому что полеты деловые рептилии считали ниже своего достоинства. Здесь же Гэббл встретил несколько знакомых драконов. Разговорившись, каждый из них поведал, чем он сейчас живет. У болотно-зеленого Огюста была своя фирма по огнеметам, встраиваемым прямо в пасть, бурый Квиг заседал в драконьем правительстве, а белый Виктор работал в газете в отделе светской хроники. Когда же Гэббл рассказал свою историю, на него уставились три пары непонимающих драконьих глаз.
Это же смешно, говорили ему. Как можно жить на самом краю мира, одному, без цели в жизни и стабильной работы, общаясь с башмаком, который и о политике говорить-то не умеет, куда уж обо всем остальном!
Они начали звать Гэббла в город. Прилетай насовсем, говорили они. А лучше - приходи, потому что не дай Бог приличные драконы увидят, как ты летаешь! Огюст пообещал устроить Гэббла к себе в фирму, потому что там, как выражался он, были перспективы. Наш дракон ничего не знал о перспективах, но само слово заворожило его. Единственное условие, поставленное ему драконами, было таковым - он должен полностью сменить свой старый образ жизни, начиная от отшельничества и кончая глупыми разговорами со старыми башмаками. Одним словом, он должен был покинуть гору навсегда.
-А что самое главное здесь?, - нерешительно спросил Гэббл.
-Как что? Деньги, - ответили ему.
В назначенный день, рано утром, когда спали даже камни на потолке пещеры, Гэббл собрал узелок и пешком пошел в город. Он шел и прощался в горой, с камнями и деревьями, с косыми солнечными лучами, несмело выползающими из-за горизонта. Но когда самый смелый луч осторожно коснулся его носа, дракон вдруг остановился.
"Что я делаю?", - подумал он."Лечу за призраками, за грезами, во власти страхов и сомнений? Зачем мне огромная Утопия и куча драконов, ходящих по земле, когда у меня есть моя уютная гора, рыжие лучи, пчелы, которым нужен я и старый башмак, который нужен мне?"
И тогда дракон наплевал на перспективы, бизнес и остальные умные слова, которыми задурили ему голову приятели-драконы. Он взмыл в воздух так быстро, что воздух звенел в ушах, и повернул обратно к горе.
Там его уже ждали. Радовались, что он вернулся, потому что сердцем знали, что он собирался уходить. Приветственно жужжали пчелы, и даже сама Ее Величество королева соизволила вылететь навстречу своему лучшему работнику. Улыбалась гора - так медленно, что этого никто не мог заметить. Облака сбивались в стаи и кружили вокруг драконьей головы, а из недр пещеры раздавался приветственный галдеж драгоценных камней.
Но больше всех радовалась и светлее всех улыбалась вылетевшая навстречу молодая дракониха, с чешуей цвета кофе с молоком.
Сказки дождю.Тяжелые дождевые капли падают на дорогу, мелкими сапфировыми искрами разбиваясь о пыльные камни. Пахнет озоном, свежескошенной травой, и еще чем-то давно знакомым и благополучно забытым - то ли мороженым, которого я не ел уже дюжину лет, то ли спичками, которые точно не найдешь в этом молодом Мире, сплетенном из лукавых улыбок быстроногих молний и соленой сырости заблудившегося бриза.
Привычным движением я надвигаю капюшон на глаза и прикасаюсь губами к тыльной стороне ладони. Спрятаться и запомнить свое дыхание - необходимый ритуал для Шага. В сотый раз в памяти всплывают слова Акварельщика, сказанные в еще в ту пору, когда он не брал в руки швейных игл, а был таким же Бродягой, как я, Надсолнух, Р-р, и еще сотни других.
"Когда ты разрываешь полотно Миров, не показывай ему свои глаза, чтобы он не догадался, что ты живой, но помни, кто ты есть, что бы он (упаси Перекресток!) не подумал, что ты мертвый. Будь неслышной тенью, скользящей сквозь трещины мироздания. Только так можно стать Бродягой. Только так..."
-Я хочу домой, - шепчу тихо, почти неслышно. Голос здесь не главное, как, впрочем, и все остальное.
"Домой!" - неслышно шепчет ветер. Шепчет, качает деревья, странные деревья, странные деревья, поросшие желтым мхом.
"Домой!", - подхватывают они. - "Он хочет домой!"
"Домой, молю, отпустите его домой, молю, прошу, требую, домой" - янтарокрылая птица бьется высоко над моей головой, поет, поет что-то в мою поддержку, молит, просит, требует...
"Домой", - впервые за сотню лет размыкает кто-то пересохшие губы на дне бездонного омута. Надо же - пересохшие губы и бездонный омут.
Мир шумит, он просит, требует, свистит, гудит, приказывает и молит, он молчит чуть меньше, чем нужно, он кричит чуть тише, чем стоило бы, он молод, он почти новорожден. Он почти понимает, кто я такой, но не понимает, кто такой он сам. Но мне надо домой, и он просит за меня, просит со всей той добротой и бесконечной усталостью, которая его породила.
"Ничего не выйдет, Гил. Я-то знаю, что у тебя нет дома. Ты меня не обманешь. Я не обману тебя. Это называется порядочностью, молодой Бродяга", - чужеродный голос что-то шепчет, и я понимаю, что я не Шагну. Этого не хотят. Сейчас не хотят.
-Итак, кто же ты, наконец?, - бормочу, шагая по арочному мосту из застывших луж, - Кто сегодня стал моей Дверью? Что сегодня стало моей Дверью? Горгулья, старый диван, сумасшедший Оракул, слово "Верность", отраженное в зеркальной глади мраморного колодца?
"Я тебе не скажу", - улыбаются у меня в голове.
-Я знаю. Ты хотя бы живая, Дверь?
"Я не знаю."
-Я тебя найду.
"Я буду рада."
***
Ливень усиливается. Я бегу, закрывая голову невесть откуда взявшейся газетой. Наверное, этот Мир еще не знает про зонтики, но уже вызнал у какого-то Бродяги про газеты. Крупные, граненые, сюрреалистичные капли больно бьют по плечам и спине.
-Сюда!, - кричат мне. Вдалеке я вижу немолодую темноволосую женщину в цветастом балахоне. Вокруг нее медленно появляется дом - каменный, одноэтажный, с горящими окнами и кирпичным крыльцом. Дождь отскакивает от белых каменных стен, он бушует, он тоже молод, и не знает, как пробивать дома и газеты. Он еще не знает, что можно бить по зеленой черепичной крыше, и поэтому он по ней не бьет.
-Надо переждать, - женщина с домом неожиданно оказываются совсем близко, она строго прожигает меня взглядом и хватает за запястье, - Скорее, дождь уже начинает злиться!
Внутри - тепло. Резкое, живое, волнами, яро - накатывает, греет, спасает. Трещит камин, огонь цепляется за березовые поленья - да, да, я просто уверен, что они березовые, хотя, наверное, в этом Мире никогда не росло берез. Ноги утопают в пушистом ковре, на стене - гобелены. На диванах - множество людей, они вырваны сюда из-за дождя так же, как и я. Немолодой рослый генерал, откинувшись на спинку, курил вишневую трубку, а дым превращался в колечки и одевался на руку. Седовласый некромант сушил у огня мокрый рунный плащ, закутавшись вместо этого в пушистый плед с кистями. Черно-белый, как в старых кинофильмах, мим, играл в невидимые шахматы с рыжим котом. Только чей-то след губной помады на щеке, ало сияя, делал его живым. Синеглазая девушка с кисточкой за ухом что-то рисовала в старом альбоме с кожаной обложкой, а тот хорошо поставленным, хоть и немного шелестящим голосом, подсказывал ей, что делать. Сидящий на ковре оборотень увлеченно о чем-то беседовал с жующей шоколад девушкой в кокетливо-желтом саване, маленький белый дракон грел чайник струей поющего пламени. Их было много, даже слишком много для такого дома.
-Злой дождь, нехороший дождь, он хочет обмануть нас, он прикидывается обычным ливнем, но это непростой ливень!, - нараспев говорит хозяйка, пытаясь закрыть окна. Они не закрывались, и капли снаружи попадали на мягкий ворс ковра. Огонь в камине колебался - он боялся этих капель, и вместе с ним дождя страшились и все в доме.
-Ну закрывайтесь же!, - прикрикнула хозяйка на окна, - Занавески, помогите!.
Ткань надулась, словно в нее вдохнули жизнь. Концы занавесок взялись за ручку, и с силой захлопнули ставни. В доме сразу стало светлее, огонь успокоился и перелез на следующее полено.
-Я потратила три вечности и ни одной минуты на этот дом, - продолжила женщина, - Я знала, что должна была вам помочь, этот дождь должен закончиться, ведь он не из тех дождей, что должны продолжаться!
-А что ест дождь?, - подала голос девушка-художница.
-Он ест сказки, истории, правдивые и ложные, но ведь все ложные легенды - правдивые!
-Тогда пусть он замолчит, - сказал дракон, - И дело с концом!
-Мы его накормим..., - пробормотал генерал.
Воцарилось молчание. Мерно тикали часы, шли в обратную сторону, а календарь косился на оторванный лист с датой и думал, как бы приклеить ее назад. Дождь стучался в окна, выл разными голосами, пытался прикинуться одиноким путником. Тогда женщина грозила ему кулаком, и он с ворчанием отходил в серость.
-Когда я был рядовым в сияющем полке Флашбольта, - нарушил молчание генерал, - с нами служил паренек. Он не умел стрелять и убивать, огрызаться и бить, жечь и крушить...Он был абсолютно бесполезен, он только улыбался и играл на всем, что попадалось под руку. Ах да, играть он тоже не умел, но абсолютно не тяготился этим, как не тяготился нашими насмешками. И вот на Звездном плато мы сражались с тенями. Они построили стену из наших страхов и амбиций, зла и цинизма. Мы ринулись, но не могли даже коснуться ее. А тот парень пробежал и даже не заметил..., - генерал на секунду замолчал, провожая глазами колечко дыма, - Потом говорили, что победили мы. Но весь полк, от барабанщика до командующего, знали, что на самом деле победил ОН.
Дождь взвыл, и бросился на окно. Стекла тонко и мелодично зазвенели.
-Тогда я еще не был злым властелином, и помнил, как прекрасен солнечный свет в бурлящей амальгаме волн, - некромант внезапно заговорил, зябко кутаясь в плед, - я думал, что знал тогда про смерть все, но не знал самого главного, иначе бы моментально бросил это занятие. Мой учитель дал мне небольшую книгу, обыкновенную на вид. У нее даже не было названия. Я должен был ее прочитать. Она показалась мне скучной и нудной. Там было что-то про свет, про бумеранг, людей и спасение, про самоотдачу и самопожертвование, про ограничения, разбивающие цепи...На исходе пятого дня, дочитав, я пришел к учителю, протянул ему книгу, и сказал - "Я прочитал эту книгу и не нашел в ней ничего интересного". Но он меня не слушал. Он вопросительно глядел на книгу, словно чего то ждал. Под его взглядом она съежилась и вздохнула: "Я прочитала этого некроманта, и не нашла в нем ничего интересного..."
Занавески задрожали. За окном кто-то выл, плакал, шутил и влюблялся, превращался в замки из тумана и фигуры из снега, хотя тут отродясь не было тумана и снега, только дождь.
Девушка отложила кисть.
-Я жила тогда в центре старого города, и каждое утро выходила на балкон с холстом и красками. Однажды, среди мокрого тротуара я увидела молодого человека, которого уже не смогла забыть. Каждый день я дожидалась его, идущего в университет, чтобы получше разглядеть каждую черту его лица, каждое движение, каждый полуоттенок, и, конечно, нарисовать его портрет. На это ушло два месяца - два месяца постоянного, самозабвенного рисования. Я создавала его на холсте и чувствовала себя настоящим демиургом. Я разговаривала с ним, пела ему песни, я чувствовала себя тем безумным скульптором из легенд...А закончив, я решила подарить его...ему. В одно прекрасное утро я не вышла на балкон, а сидела на скамейке, и когда он подошел, просто, без слов, подарила ему холст. Увы, - девушка усмехнулась, - Рыцарь прекрасного образа оказался обыкновенным крестьянином, не слишком-то любящий искусство, романтику, жизнь и грамотную речь. Он в довольно простых выражениях выразил мне свои жизненные приоритеты. О да, я была шокирована и разочарована. Я развернулась, чтобы уйти, но тут...парень, нарисованный на холсте, ожил, вылез из рамы, и засунул туда неудачливого рыцаря. Потом, поклонившись, сбивчиво извинился за свой прототип, поднял его папку, и не спеша зашагал дальше университет. Потом мы, встретившись вновь, вместе пытались продать картину, но - представьте себе - ее никто не хотел покупать!
Ее альбом что-то негромко пробурчал о том, что живых людей раскупают куда неохотнее, чем нарисованных.
Стекло снаружи покрывали морозные узоры. Буря свирепствовала.
-В моем каэрне как-то появился перевертыш с гордой и заносчивой душой, - пробормотал оборотень, вставая с ковра. - Он все время пытался убедить нас в своем собственном превосходстве, жаждал Охоты, чтобы показать нам, на что он способен. У него здесь не было даже друзей, потому что он считал, что подобное может испортить его репутацию. Признаться, мы были заинтригованы. Однажды мы вышли на Охоту на Крылатого Быка. И наш гордец говорил, что мы можем спокойно постоять в сторонке, пока он разберется с добычей. Нам было интересно, и мы послушались. Наш собрат презрительно ухмыльнулся...и вдруг, превратившись в черного хомяка, побежал навстречу быку. Тот, не заметив, растоптал его, - парень пожал плечами, - Это так странно...
Девушка в желтом саване встала рядом и взяла его за руку.
-Моя сказка коротка. Много лет я жила среди людей в одном картонном городе, считая себя мертвой. Они даже не смеялись надо мной - просто не замечали и сторонились. А однажды какой-то ребенок, проходя через наш город, спросил у меня: "Тетенька, а зачем вы живете среди этих мертвых людей?", - девушка опустила голову, - Мне кажется, они были очень разочарованы.
Языки огня в камине задрожали. В дверь несколько раз властно стукнули, принеся с собой холод северных вершин и безнадежность самых глубоких ущелий. Женщина подбежала к ней и взялась за ручку.
-Еще!
Тогда в круг наших историй вступил мим. Его руки порхали, словно палочка дирижера, глаза сияли, как влюбленный закат. Мы все притихли, потому что сейчас в этом доме звучала самая прекрасная во всех Мирах история любви, пусть и беззвучная, пусть и понятная каждому по своему, но, черт, этот черно-белый парень с горящим на щеке ярко-алым поцелуем был лучшим рассказчиком. Он закончил, и никто из нас не смел нарушить молчания.
-А она..., - чуть слышно спросил некромант, - Она все-таки вернулась?
Помедлив, мим улыбнулся и кивнул. Девушка в желтом саване растроганно утерла слезы.
За окном было тихо.
-Он слушает, - улыбнулась женщина. - Он почти сыт, он очень хочет медового солнца и сахарной ваты, он хочет пролиться в синеватое море, играющее осколками восемнадцати солнц, и еще - совсем чуть-чуть, хочет унести шляпу какой-нибудь важной леди в одном из старых Миров. Закончи эту странную историю, парень в капюшоне.
Я подошел к бархатной темноте за пределами домашней теплоты. Дождь притих. Он был готов.
-Знаешь, - тихо сказал я ему, - в одном из миров жил Человек. Он был знатным неудачником и слишком глупым мечтателем. Он изредка писал стихи, любовался непостоянной палитрой городского неба и верил в чудеса - не так, чтобы очень, но достаточно для того, чтобы чувствовать себя особенным. А потом случилась обычная история - в один из дней он проснулся взрослым. Он был спокоен и уравновешен, почти не циничен и даже добр. Он понял, что наконец-то вырос, и смеялся над своей прошлой инфантильностью. Ему по-прежнему нравилось небо, когда он мельком смотрел на него в перерывах между своими важными и интересными делами. А та его часть, которую он навеки от себя оторвал, сделала то, что совершали все, подобные ей - обрела собственное "я", и стала Бродягой со смешным именем "Гил". Я это все к чему... - мне было трудно говорить, и слова застревали в горле, потому что ничего не сдавливает его сильнее, чем нежность, - Тому человеку иногда бывает плохо. Когда вечером он приходит домой, от него пахнет дорогим одеколоном, хорошей выпивкой и тоской. По ночам он лежит в постели, и думает - зачем это все, зачем? Он искренне недоумевает, не понимая причину своей тоски. Он чувствует, что что-то потерял, но не понимает, что. Может, ты ему напомнишь? Ты ему нужен.
Я говорил, чувствуя, что мне не хватает воздуха, и не сразу понял, что в глаза мне бьет ослепительно-яркое солнце молодого Мира.
-Дождь ушел! - возвестила хозяйка.
"Ты ему нужен". Черт, и это все, что надо было этому странному дождю. Он просто хотел быть кому-то нужным. Не зря мы все собрались здесь, от странной женщины до некроманта, от оборотня до мима - они все хотели быть кому-то нужными. И этот Мир прекрасно знал это.
-У тебя большое будущее. - сказал я зацветающему небу.
А за моей спиной все пили какао. Белый дракон в фартуке с мангустами раздавал всем фарфоровые дымящиеся чашки. Размешивал сахар строгий генерал. Грел руки о чашку старый некромант. Мим важно потягивал сладкий напиток из невидимой трубочки. Чокались оборотень и девушка в желтом саване - во всех смыслах этого слова. Задумавшись, художница случайно обмакнула кисть в какао. Как ни странно, ее наброски стали от этого только вкусней.
-Дождь ушел, и скоро в этом доме отпадет нужда, - торжественно заявила женщина. - Но пока у нас в запасе от минуты до вечности, и пейте, пейте свое какао, словно это последняя чашка в вашей жизни! Вы объединены этим пылающим камином, и рады, все до единого, потому что вас наконец-то выслушали, ах, как долго вам этого не хватало! Вы нашли здесь все, что никогда не теряли, и ровно ничего нового - это самая прекрасная и нужная находка в вашей жизни! Так грейтесь же, и вдыхайте аромат этого простого напитка, который никто не воспринимает всерьез!, - неожиданно она умолкла, и, открыв альбом со старыми фотографиями, подсела к огню к некроманту.
Я осторожно взял в руки горячую чашку, и только улыбнулся, когда она неожиданно тонко хихикнула в моих руках.
"У тебя очень теплые руки, молодой Бродяга" - во второй раз раздался в моей голове учтивый голос.
-А ты очень вкусно пахнешь, старая Дверь. Оригинальный облик. Никогда бы не подумал. - улыбнулся я.
"Загадка была сложной, правда?"
-Она была интересной.
"Одно и тоже. Ты готов?"
-Да.
"До свидания, Гил. Не мусорь на Перекрестке..."
***
-Куда исчез этот странный парень? - удивленно спросила женщина, глядя на пустую чашку на диване.
-Он Шагнул. - раздался в тишине хриплый голос рыжего кота.
@темы: рассказы
-
-
06.06.2010 в 10:06-
-
29.10.2011 в 16:23-
-
29.10.2011 в 16:24-
-
30.09.2023 в 05:01-
-
30.09.2023 в 05:42-
-
30.09.2023 в 05:51-
-
30.09.2023 в 05:52-
-
30.09.2023 в 05:53